Людей, пишущих стихи, во все времена было много – есть в рифмованных строчках некая колдовская сила, заставляющая обращаться к ним за помощью в трудные минуты жизни. Неважно, в качестве кого – читателя или начинающего автора. Если вспомнить историю человечества, то из тех, кто жил на земле четыре-пять тысяч лет назад, до нас дошли имена лишь нескольких кровожадных императоров и… поэтов – Вергилия, Овидия, Катулла, Сапфо. Возникали и рушились империи, открывались новые материки, опустошительные войны сметали с лица земли целые народы и государства. И практически никого из тех, кто жил во все эти времена несравненно лучше поэтов, купался в лучах искусственной славы и награбленном богатстве, человечество не помнит. Остались лишь те, о ком я только что сказал. А если так, значит, человечество на каком-то подсознательном, но руководимом законом сохранения жизни уровне понимает: именно поэты несут собой нечто такое, что позволяет нам на протяжении тысячелетий оставаться людьми…
Другое дело, что уметь писать стихи, даже достаточно профессионально, и быть поэтом – вещи совершенно разные. Поэтов во все эпохи были единицы. Своего рода «допущенные» к таинству понимания происходящего люди.
Все понимающие и умеющие не только заглянуть в самую суть явления, но и пророчески обронить строку, способную остаться в вечности. Убежден, если бы человечество почаще прислушивалось к тому, что говорят поэты, очень многих несчастий на земле просто бы не произошло. Достаточно вспомнить несколько примеров. За тридцать лет до Октябрьской революции наш земляк, один из «отцов» Серебряного века поэт Николай Минский обронил:

Как сон, пройдут дела и помыслы людей.

Забудется герой, истлеет мавзолей.
Можно по-разному относиться к этим строчкам, но лежащий в мавзолее «герой», казалось бы, перевернувший историю человечества на новый лад, давно уже мало кем почитаем. И очереди в его мавзолей стали историей.
Или провидческие строки Андрея Белого о том, что «Мир рвался в опытах Кюри // Атомной лопнувшею бомбой…» Написано почти за четверть века до трагедии Хиросимы.
Подобных примеров можно привести множество. А потому всякий раз, оценивая творчество нового автора, невольно сравниваешь сказанное им с тем, что уже изречено великими предшественниками. Сопоставимо ли? Несет ли что-то такое, о чем доселе не было сказано? Да и вообще, поэзия ли это?..
Валерий Бестолков поэтическим творчеством начал заниматься давно, еще юношей. Правда, публиковаться не спешил и, судя по его первым сборникам, которые он все же, пусть не сразу, выпустил в свет, обходных путей в литературный мир не искал, «нужных» знакомств не заводил, печататься в периодике не стремился. С одной стороны, это хорошо – автор не попадает под влияние среды, где главенствуют определенные вкусы и пристрастия, отойти от которых весьма небезопасно, можно оказаться изгоем на долгие времена. С другой – отсутствие литературного окружения с его, какой бы то ни было, редакторской школой, знанием литературных традиций, да и самой литературы как таковой, неизбежно затормаживают творческий рост любого автора, вынуждают порой изобретать давно изобретенное, тратить годы на прохождение того пути, который в иной ситуации автор прошел бы несравненно быстрее…
К чести автора, чувство формы у него врожденное: ритм, а главное, музыку стиха он чувствует безукоризненно, банальных рифм избегает интуитивно. Для начинающего этого предостаточно. Но в том-то и дело, что Валерий Бестолков – давно уже поэт не начинающий: некоторые написанные им вещи, которые можно отнести к зрелым творениям, датированы восьмидесятыми годами прошлого столетия…
Я внимательнейшим образом прочел первые книжки автора и удивился тому, насколько зрелыми представляются отдельные отрывки его стихотворений и баллад, сколько в них глубины, над которой не властно время. Взять хотя бы потрясающие стихи, посвященные далеким уже событиям августа 1991 года. Ничего в них не устарело, боль осталась болью, а чувство оскорбленной Родины, живущее в сердце автора, тут же переходит в душу понимающего читателя:
Танки!

На мостовой!

С кровью асфальт мешают

Под лязг и вой!
Другое дело, что некоторые ранние стихи В. Бестолкова, на мой взгляд, страдали излишней многословностью: поэзия – это вспышка, взрыв, а взрыв не может длиться долго. Именно поэтому многословие порой разводит необязательной «водой» творения многих авторов, не умеющих вовремя остановиться в своих речениях и продолжающих упорно растолковывать читателю то, до чего он должен непременно дойти сам. В противном случае того самого взаимного контакта поэт–читатель, где восприятие стиха тоже является трудом, порой весьма нелегким, не состоится. Если все растолковано и объяснено – не от чего вздрагивать…
К счастью, пройдя немалый не только жизненный, но и творческий путь, многое повидав, посетив разные страны и континенты, поэт научился той самой эмоциональной сдержанности, которая заставляет читателя встрепенуться. Как, например, в удивительном стихотворении про современного Маугли:
Мне не привили злобы на весь свет,

Но я мечусь, обидою томимый.

Среди волков мне места больше нет,

Но пониманье так необходимо.

Я занесен неведомой волной

В лесные дебри был и всеми брошен.

Мой мир лесной и мой покой лесной

Безмерно прост и бесконечно сложен.

Прислушиваюсь к диким голосам,

Утратив мир, другой приобретаю,

Здесь важно все. И здесь решаешь сам,

Быть одному или держаться в стае.

Я голос свой уже не узнаю,

Зубами скрежещу, душой грубею.

И, усыпляя ненависть свою,

Расту как волк, как человек – слабею.

Я поднимаю свой звериный лик:

– Эй, отзовитесь, люди или боги!

Но нет, не вой, а грозный дикий рык

Несет мой клич от леса до дороги.

На мой взгляд, получился настоящий шедевр, способный украсить самые изысканные антологии современной поэзии.
Или не менее пронзительное стихотворение «Крест», над которым «иначе солнце светит»:
Одна лишь узкая дорога

Ведет через леса к холму.

И только путник одиноко,

Пройдя, поклонится ему.

И, осенив себя знаменьем,

На миг замрет, едва дыша.

Быть может, в это же мгновенье

Откликнется его душа.

……………………….

Наперекор судьбе и веку

Я убегал из этих мест:

Не по богам, по человеку

Мироточил в тот вечер крест.
Особое место в творчестве Валерия Бестолкова занимают стихи о Китае, где поэт по долгу службы часто бывает. В Поднебесной поэта многое потрясло, многое заставило взглянуть на жизненные приоритеты по-новому. Достаточно вспомнить его стихи о Конфуции или о 7200 шагах к солнцу, где идущему остается лишь:
Загадочно скользнуть в ворота храма

И затеряться в пагоде небес…
Суть происходящего в стихах Валерия Бестолкова отжата до той самой консистенции, когда остается только главное, а все остальное отходит на второй план. Как, например, в одном из лучших стихотворений автора «Гадалка»:
Откроют карты, может быть, немного:

Болезнь, пустые хлопоты, печаль…

И выпадает дальняя дорога,

Надежды устремляющая в даль.

………………………………….

Кого-то привлечет успех и слава,

А завтра дрогнет, нерв едва затронь.

Где наша жизнь – бугристая канава,

Неровно расчертившая ладонь.
В этой самой «бугристой канаве» и таится суть человеческого бытия. Ибо мозолистые бугорки на ладони свидетельство жизни отнюдь не праздной. Человек о чем-то мечтал, к чему-то стремился, за что-то сражался… Внешне итог всегда одинаков. Остается только память о свершенном. И если изреченное совсем уж на удивление прозорливо, через столетия пройдет и имя поэта. Но об этом остается только мечтать любому, взявшемуся за перо. Правда, с большим или меньшим количеством шансов… О шансах творений Валерия Бестолкова остаться в вечности пока говорить, разумеется, рано. Но право именоваться настоящим поэтом он уже заслужил.


Анатолий Аврутин,лауреат Национальной литературной премии Беларуси,
действительный член Академии российской литературы,
член-корреспондент российской Академии поэзии
и Петровской Академии наук и искусств,
академик литературно-художественной
Академии Украины